Книга Мифы и правда Кронштадтского мятежа. Матросская контрреволюция 1918–1921 гг. - Владимир Шигин

В последующие годы В. Л. Панюшкин работал в ВСНХ РСФСР, в Орловском губернском комитете РКП(б), в торговом представительстве СССР в Германии. В 1937 году бывший чекист В. Л. Панюшкин работал директором экспериментального крымского совхоза «Бейсу-Ковче». В сентябре того же года он был арестован органами НКВД и приговорен к 8 годам лагерей за антипартийную деятельность. В августе 1944 года В. Л. Панюшкин был дополнительно осужден к 10 годам лишения свободы.

Г. Шелест в своих «Колымских записях» рассказывает о бригадире Василии Лукиче Панюшкине, «спокойном и проницательном старике». Г. Шелест пишет о нем с большим уважением. По словам автора, В. Л. Панюшкин входил в состав подпольного лагерного «политбюро». Поразительно, что В. Л. Панюшкин, будучи уже весьма старым и не раз битым, находясь в нечеловеческих условиях северного лагеря, все же остался, как и раньше, истинным революционным матросом. Несмотря ни на что, он продолжал свою личную революцию, боролся с перерожденцами и в очередной раз создает (в лагере!) свою политическую партию.

Несколько лет во время заключения В. Л. Панюшкин трудился по своей первой специальности слесарем-жестянщиком в паровозном депо Вятлага. После смерти Сталина в 1955 году В. Л. Панюшкин был реабилитирован. Причем персональную пенсию ему определили как старому чекисту. Умер В. Л. Панюшкин в Москве в 1960 году.

Как мы уже говорили, образ Панюшкина был использован в фильме Михаила Швейцера «Мичман Панин». Правды в этом фильме практически нет. Мичман Панин – персонаж, полностью выдуманный сценаристами. Похожи только фамилии героев плюс то, что и машинист Панюшкин, и «мичман Панин» служили на учебном корабле. Реальный Панюшкин никогда мичманом не был, не перевозил он «по-черному» за границу революционеров, не сбегал с корабля и не встречался до революции с В. И. Лениным. При этом, не выдуманная, а реальная жизнь революционного матроса Василия Лукича Панюшкина, его верность идеалам 1917 года сама по себе уникальна и не может вызывать ничего, кроме уважения.

Отметим, что если входившие в состав местных учреждений ЧК молодые матросы тяготели к новой революции (где бы они могли проявить себя!), то «матросы-ветераны» к закреплению старой, российской революции 1917 года. Основной путь, как им представлялся, в данном случае был через деятельность ЧК. Поэтому образуемые сразу после установления советской власти уездные ЧК, а также разного рода комендатуры часто возглавляли бывшие матросы. Например, матросы братья Точеные. После победы повстанцев на Нежинщине старший из них остался руководителем местной ЧК, а младший возглавил повстанческий полк для дальнейшего движения на Киев. После взятия Киева в образовавшихся органах ЧК матросы доминировали, как среди руководителей (М. Авдохин, Асмолов, Тарасенко и другие), так и среди рядовых сотрудников, производивших аресты и расстрелы. Киевскую милицию, например, возглавлял московский чекист, приятель Дыбенко матрос Б. Поляков. Большей частью матросами производились и расстрелы. Например, именно матросы осуществляли расстрел контрреволюционеров и представителей буржуазии в ЧК Кременчуга.

И, конечно, широким применением чекистских расстрелов, по данным деникинской Особой комиссии, отличались черноморские города: Севастополь, Николаев, Одесса, Херсон и др. Вообще, описание террора органов ЧК на Украине занимает видное место в белоэмигрантской литературе. Например, о той же киевской «чрезвычайке» в материалах Особой комиссии говориться, что ужасы её «не поддаются описанию», а «одесская чрезвычайка» отличалась не меньшим изуверством, чем киевская…». Делая поправку о вышесказанном о разных взглядах на белый и красный террор, следует отметить, что украинские органы ЧК, как и повстанческие отряды, также отличались особым левым экстремизмом, прежде всего, с точки зрения зачисления в «контрреволюционеры» широких слоев населения, но только уже со стороны государственной власти. Они стремились проводить политику красного террора, «апробированного» в РСФСР, не считаясь с тем, что Украина переживала отличный от российского этап революции. Следует отметить, что, изображая деятельность матросов-чекистов как отпетых палачей, развратных кокаинистов и т. п., белоэмигранты в то же время отмечали их удобными для осуществления действительно антибольшевистских дел, если льстить им, играть на их «революционности». Однако данные мечты оказались ложными. В ВЧК быстро разобрались что к чему. Ненадежные кадры были оттуда достаточно быстро изгнаны, а оставшиеся постепенно отошли от былой матросской революционности, став обычными представителями спецслужб.

Глава восьмая

Вперед же по солнечным реям!

Итак, Кронштадтский мятеж был подавлен. Но сразу встал вопрос, что делать с военно-морским флотом и что делать с матросами? А меры надо было принимать, причем самые срочные. Уже 30 мая 1921 года была объявлена новая структура Наркомата обороны, утвержденная Совнаркомом. Комиссия поставила вопрос о некотором улучшении снабжения флота.

20 августа 1921 года состоялось заседание Реввоенсовета, посвященное флоту. На нем присутствовали Л. Д. Троцкий, С. С. Каменев, П. П. Лебедев, А. В. Немитц, И. Д. Сладков, С. И. Гусев, В. И. Зоф, Г. Г. Ягода. Выслушав доклад С. И. Гусева, комиссия утвердила стратегические задания, выработанные комиссией С. И. Гусева для флотов, несколько конкретизировав их. Для Каспийского моря было решено «сохранять господство на море», на Черном – оборонять побережье, особенно Керченский пролив, на Балтике – оборонять приморский фланг Карельского фронта и сохранять обладание Ладожским озером, а также создавать кадры для флота, на Севере – охранять промыслы, устье Двины и Кольского залива. Должность командующего Морскими силами (коморси) было решено переименовать в помощника главнокомандующего по морским делам (Помглавкомор), расформировать все центральные учреждения Морского комиссариата, свернуть в один Морской штаб Республики, подчиненный через Помощника Главнокомандующего по морским делам Главнокомандующему всеми Вооруженными силами Республики.

Таким образом, летом 1921 года в общих чертах была разработана схема подчинения флота армейскому высшему руководству и включения Наркомата по морским делам в структуру Наркомата по военным делам.

* * *

Причинам Кронштадтского мятежа было необходимо срочно дать политическую оценку, и такая оценка была дана. Автором первой официальной советской версии причин Кронштадтского мятежа и его контрреволюционной сущности стал наркомвоенмор Республики Л. Д. Троцкий. Именно за его подписью от имени Совета Труда и Обороны 3 марта 1921 года было опубликовано в «Правде» первое официальное сообщение советского правительства о начавшемся мятеже в Кронштадте и постановление СТО о введении осадного положения в городе Петрограде и Петроградской губернии от 2 марта. В этом сообщении утверждалось, что информация в иностранной прессе о «восстании моряков против советской власти» на деле означает очередной «белогвардейский заговор» и «мятеж бывшего генерала Козловского». И именно Троцкий выступил по горячим следам событий с интервью иностранной прессе. Это интервью Троцкого было опубликовано еще накануне второго штурма Кронштадта, 16 марта 1921 года в газете «Правда» под названием «О событиях в Кронштадте» (интервью с представителями иностранной печати). Троцкий пишет о «теории заговора» мирового империализма с внутренними оппортунистами (меньшевиками и эсерами). Троцкий писал: «Историческое назначение эсеров и меньшевиков состоит в том, чтобы пытаться посадить в седло русскую контрреволюцию, в качестве агента мирового империализма… Кронштадт был выбран как пункт, наиболее близкий к Европе и Петрограду». Чтобы объяснить, как революционные матросы, приведшие большевиков к власти в 1917 году, в 1921 году, стали их врагами, Троцкий писал, что Кронштадт «неизбежно оскудел и в смысле личного состава. Огромное число революционных моряков, сыгравших крупную роль в Октябрьской революции 1917 года, было переведено за истекший период в другие области работы. Выбывшие были заменены в значительной мере случайными элементами, среди которых было довольно много латышских, эстонских и финских моряков, относящихся к своей службе как к временному занятию и в большинстве безучастных к революционной борьбе. Это обстоятельство, разумеется, облегчило организаторам заговора их работу. Они использовали частный конфликт, раздвинули его рамки так, что для части моряков уже не было отступления. При пассивности гарнизона и населения, которые не успели даже разобраться в том, что происходит, мятежники завладели могущественной артиллерией крепости и двух кораблей».